* * *
Господь о наших знает неудачах,
Которые на нас идут гуртом.
Он видит, как мы злобствуем и плачем.
А место даст, конечно же, потом.
* * *
Он шел и шел, и было поздно,
По сторонам молчали липы;
На небе все истлели звезды,
И он сырей казался ливня.
Откуда он? Куда стремится?
Простой прохожий? Иль не очень?
Какие он уносит мысли?
Какие боли он ворочает?
Исчез в ночи, в кромешном ливне
Простой прохожий, не простой ли.
А может он совсем не лишний?
Нам бы себя спросить бы стоило.
* * *
Поют — если в сердце радость.
Поют — если в сердце восторг.
А что для поэзии надо?
Какой еще может быть торг?
Поют — когда к сердцу — ограда,
Поют, коль не мил белый свет.
А что для поэзии надо?
Иначе поэзии нет.
* * *
Каждому дан свой кусок,
Не прибавишь волосок.
Не мечись, и не тоскуй —
Рад будь этому куску.
* * *
И снова на кладбище гости:
Копают могильную персть, —
Отрыты безвестные кости —
Когда-то зарытого здесь.
Его хоронили дети,
Над ним убивалась родня;
Он был самый лучший на свете —
Светлее ясного дня.
Над новым покойником стонут,
Для всех неприятная весть.
Но все отодвинется в сторону —
Другова зароют здесь.
* * *
До тебя горевали мужИ:
Им короткой казалась жизнь.
Что ж горюй с утра до темна,
Но не станет длиннее она?
* * *
Ты настойчивей, ты сильней,
Я слабее тебя намного.
Ожидает меня дорога,
Много серых тоскливых дней.
В снежной замети тонет след,
А морозы декабрьские строже.
Ты забудь меня, если сможешь.
Ты же сильная, разве нет?
* * *
Река встречается с рекой.
С травинкой встретится росинка.
Сошлись две разные тропинки,
А праздник для двоих какой!
Тебя мне вечер нагадал,
Нарисовала листьев зыбкость,
И звезд ночных цветут улыбки.
За что? И кто мне это дал?
* * *
Не нужна ей твоя улыбка,
Не нужна ей твоя грусть.
На надежном запоре калитка,
Все темней под окном куст.
Дождик просо свое сеет.
Неуемен один вопрос.
И под этим дождем осенним
Не видать на щеках слез.
* * *
Уходила осень,
А глаза сухие.
Листья на откосе,
Серость вместо сини.
Комья мерзлой грязи;
Лед, а не водица.
И вороны даже
Не летят проститься.
Редкие снежинки
Не собьются в стаю.
Знобкие подзимки,
Дни кургузы стали.
Ветер — по аллеям —
Что его заботит? —
Старость не жалеют
На её отлёте.
* * *
Зачем эти дальние страны,
Что за сто морей, за?..
Остынешь, устанешь, отстанешь,
И отвернешь глаза.
Нет, я не от тяги к корыту,
Я этим не поражен.
Быть за морем можно забытым,
Заброшенным в чернозем.
* * *
Пройдет и радость, и печаль
(Замучена как фраза эта).
На страсть я страстью отвечал —
Осталось все за поворотом.
Большой меж нами интервал...
День новый — новым увлекает...
Вчера здесь волны ветер рвал,
Сегодня — тишина какая!
* * *
Сегодня слабый ветер —
По веткам, по листам.
Он грубо не ответит,
Он грубым быть устал.
Улыбкой отзовется,
Он в серое не влип…
Но всё равно найдется
Местечко нам у лип.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Христиане - Лариса Зуйкова Благодарность Господу, что у многих христиан в последствии уверовали их "друзья", которые действительно стали друзьями, их матери, которые стали их сёстрами по вере в Иисуса Христа.
Поэзия : Поэт и еврейский язык - zaharur На вышеприведённой фотографии изображена одна из страниц записной книжки Александра Сергеевича Пушкина, взятая из книги «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты». — 1935г.
В источнике есть фото и другой странички:
http://pushkin.niv.ru/pushkin/documents/yazyki-perevody/yazyki-perevody-006.htm
Изображения датированы самим Пушкиным 16 марта 1832 г.
В библиотеке Пушкина была книга по еврейскому языку: Hurwitz Hyman «The Elements of the Hebrew Language». London. 1829
Это проливает некоторый свет на то, откуда «солнце русской поэзии» стремилось, по крайней мере, по временам, почерпнуть живительную влагу для своего творчества :)
А как иначе? Выходит, и Пушкин не был бы в полной мере Пушкиным без обращения к этим истокам? Понятно также, что это никто никогда не собирался «собирать и публиковать». Ведь, во-первых, это корни творчества, а не его плоды, а, во-вторых, далеко не всем было бы приятно видеть в сердце русского поэта тяготение к чему-то еврейскому. Зачем наводить тень на ясное солнце? Уж лучше говорить о его арапских корнях. Это, по крайней мере, не стыдно и не помешает ему остаться подлинно русским светилом.
А, с другой стороны, как говорится, из песни слов не выкинешь, и всё тайное когда-либо соделывается явным… :) Конечно, это ещё ничего не доказывает, ведь скажет кто-нибудь: он и на французском писал, и что теперь? И всё же, любопытная деталь... Впрочем, абсолютно не важно, была ли в Пушкине еврейская кровь, или же нет. Гораздо важнее то, что в его записной книжке были такие страницы!
